Древние книгиисчезнувшие источники

о сообщению Артынова, в Мусин-Пушкинский сборник было включено 120 текстов о князьях языческой Руси VIII–IX вв., то есть описанные в них события выходили за границы «Повести временных лет». Именно это обстоятельство и возбудило гнев тех, кто считал и продолжает считать, что перед событиями, описанными в «Повести временных лет», русской истории (а следовательно, и русского народа) практически не было. Короче говоря, Мусин-Пушкинскому сборнику выпала примерно та же судьба, что и знаменитой «Влесовой книге», которую многие исследователи тоже считают подделкой. И все потому, что существование этих произведений рушит установившееся представление о русской истории, в основе которой лежит норманнская теория, унижающая достоинство русского народа.

По сведениям, приведенным Артыновым, полное название Мусин-Пушкинского сборника звучало так: «Книга о славяно-русском народе, о великих князьях русских и ростовских, отколе призыде корень их». Написана она была, якобы, княгиней Ириной Михайловной Мусиной-Пушкиной вместе со своим супругом Алексеем Богдановичем – стольником царя Алексея Михайловича. Время написания – вторая половина XVII – начало XVIII в. Было в ней более пятисот страниц, «в дестевую меру, на грубой желтоватой бумаге, и писана кудреватым почерком не одной руки, с картинками и заставками весьма искусной руки». По предположению А.А.Титова, это могли быть просто записи рассказов, которые собирались и излагались досужими дворовыми для развлечения своих господ, скучавших в деревенской глуши. «Но и в этом случае, – оговаривался А.А.Титов, – подобного рода рассказы весьма любопытны, так как они чисто местного характера – Ростовской области – и носят на себе следы великокняжеских преданий удельной Руси».

Однако с этим мнением не согласились другие исследователи, выдвинувшие предположение, что И.М.Мусина-Пушкина была только владелицей позднего списка рукописи, подлинник которой был написан одним из книжников ростовского князя Константина.

А может, этот книжник лишь переписал еще более древнюю рукопись? Известно, что князь Константин обладал богатой по тем временам библиотекой в тысячу томов, при нем началось ростовское летописание, из Ярославля была переведена в Ростов первая на северо-востоке Руси школа, получившая название Григорьевский затвор.

Отметим еще одно обстоятельство, которое может оказаться знаменательным. В конце XVIII в. граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин нашел на Ярославской земле «Слово о полку Игореве» – а его предки были владельцами другого уникального сборника, содержавшего сведения, которые, по замечанию Титова, «были поистине замечательными». Что скрывается за этим? Не просматривается ли здесь еще один след, ведущий к разгадке тайны «Слова о полку Игореве»?

Среди материалов Мусин-Пушкинского сборника, посвященных ростовской теме, обращает внимание сказочная повесть «Михей Русин, ростовец» – о ростовском купце, встретившимся во время своих странствий с солунскими братьями Кириллом и Мефодием и принявшим от них крещение. Случилось это, по утверждению автора сказания, в 860 году, то есть гораздо раньше крещения Руси киевским князем Владимиром. После крещения Михей Русин вернулся в Ростовскую землю и, таким образом, стал здесь первым христианином.

По поводу этого сказания недоброжелатели Артынова были единодушны, заявив, что тут явно просматривается намерение автора сборника (т.е. Артынова) не только сделать более древней историю русского христианства, но заодно приподнять роль и значение земли Ростовской как одного из первых центров христианства на Руси.

Если судить об Артынове по оценкам его недоброжелателей, то он предстает перед нами фигурой воистину гениальной, равной, по меньшей мере, творцу «Илиады» Гомеру. Подумайте сами: полуграмотный ростовский мужик создает 120 рассказов о несуществующих героях и событиях, перекраивает всю русскую историю вплоть до принятия Русью христианства! И это еще не всё – он же сочиняет так называемую Хлебниковскую летопись, в которой дает объяснение 250 ростовским топонимам, «Сказание о Руси и вечем олзе», на которое так рьяно набросился Н.Н.Воронин, другие источники! Пожалуй, такое даже Гомеру было бы не по силам, однако недоброжелателей Артынова это не останавливает, и они наделяют его такими талантами и такой работоспособностью, которые выходят за пределы человеческих возможностей. При этом все обвинения в подделке древних текстов строятся, практически, на одном обстоятельстве – исчезновении тех рукописей, на которые ссылается Артынов. В этом отношении он повторил судьбу Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, не сумевшего сохранить древний список «Слова о полку Игореве». «Сначала сам подделал, потом – сам же уничтожил», – вот главный довод их судей. Как и А.И.Мусин-Пушкин, Артынов пытался оправдаться, подробно рассказывал, где и при каких обстоятельствах видел ту или иную рукопись. Так, в примечании к «Сказанию о Руси и вечем Олзе» указал, что оно списано им с «харатейного листа ветхости его ради, а списано верно тож». Назвал и владельца списка – Дмитрия Ивановича Минаева, отца поэта Дмитрия Минаева.

В своих «Воспоминаниях» Артынов детально рассказал и о том, как нашел под клетью Никольской церкви в Угодичах часть архива и библиотеки Мусиных-Пушкиных, в том числе – принадлежавший им сборник сказаний. Сообщил, как погиб этот сборник: в Угодичи приезжал с ревизией чиновник Ярославской Палаты государственных имуществ Надежин, который и увез рукопись вместе со всем сельским архивом «на многих возах». Позднее, когда Палату госимуществ ликвидировали, принадлежавшие ей бумаги были проданы Ярославской бумажной фабрике с аукциона на переработку. Хотя исследователи, проверявшие эти сведения, и выяснили, что такой чиновник Я.А.Надежин действительно существовал, недоброжелатели Артынова остались при своих сомнениях. Бедный Артынов, пересказывая своим первым читателям обнаруженные им старинные рукописи, наверное, и не догадывался, что он подрывает устои неприкасаемой и незыблемой, как считали ее основатели, норманнской теории. Идут годы, стройная пирамида этой теории рушится то в одном месте, то в другом, но ее упрямо подпирают теоретическими подпорками новые жрецы: одни – по привычке подчиняться общепринятому, официальному, другие – из соображений собственного удобства, третьи – себе на уме. Они прекрасно понимают, что если русский народ осознает подлинные масштабы своей истории и культуры, это возвеличит его духовно и он обретет достоинство, которое они на протяжении столетий так настойчиво и усиленно старались искоренить.

Но вернемся к «Воспоминаниям» Артынова. Вот он рассказывает о том, как у него «родилось непреодолимое желание посвятить себя истории Ростова Великого»: «Материалов для этого было у меня много, как письменных, так преданий старины и рассказов старожилов; к тому же в библиотеке Хлебникова встретились мне две рукописи: первая начала XVII в., по его словам, «Подворный список г. Ростова»... Вторая рукопись тоже XVII в. более 700 листов, которую Хлебников называл тоже подворным списком теремов князей Ростовской округи и летописцем ростовским. Скоропись много схожа с рукописью стольника Алексея Богдановича Мусина-Пушкина».

В предисловии к книге «Ростовский уезд Ярославской губернии» А.А.Титов в числе использованных им источников называет «Рукописи А.Я.Артынова и Хлебниковский летописец, списанный Артыновым». Всего в этом списке 16 позиций, но «артыновскому» источнику Титов уделяет оcобое внимание, подчеркивая, что «часто» делал выписки из переписанного им Хлебниковского летописца, и «дословно» приводит предисловие редактора «Ярославских губернских ведомостей» Ф.Я.Никольского к рукописи А.Я.Артынова «Описание села Угодичи».

В своем обстоятельном предисловии Ф.Я.Никольский так писал о Хлебниковском летописце: «Составитель этой летописи по всей вероятности ростовец, близкий к княжескому дому, местным административным учреждениям и вообще официальной и частной письменности края, так как в подробности занимается бытом и историей преимущественно Ростова, Ростовского княжеского дома и подростовных селений; а потому в исторической части заслуживает полного доверия. Но относительно времен отдаленной, доисторической древности Ростовская летопись преисполнена мифами и бредит славянизмом, красавицами, волшебниками, богатырями и т.п., почти ничего не говоря о первобытных обитателях Ростовского края – мерянах, и в этом отношении доверия не заслуживает».

Таким образом, полного доверия Хлебниковский летописец у Никольского не вызывает, однако, по его мнению, это не относится к подростовным селениям «числом около 250». Он замечает, что «помещенные в очерке сведения в значительной степени проливают свет на прошлое Ростовского края. Из них показывается, между прочим, что немалое число подростовных селений образовалось из княжеских и боярских дач и называлось по фамилиям своих основателей, например: князь Шестак – село Шестаково, князь Юрий – селище Юрьево, боярин Стятин или Константин – село Скнятиново, семь братьев князей – село Семибраты».

После того, как А.Я.Артынов переписал Хлебниковский летописец, а его владелец – ростовский купец и собиратель древностей Павел Васильевич Хлебников – умер, уникальная рукопись исчезла: то ли сгорела во время пожара, то ли, как пишет А.А.Титов, делась «неизвестно куда». Таким образом, речь идет об источнике, достоверность которого невозможно проверить. Но стоит ли на этом основании подвергать сомнению само существование хлебниковских рукописей? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся опять к воспоминаниям Артынова:

«В то время ростовских летописей было в изобилии и почти у каждого было по многу старинных рукописей. Нарочитая и самая лучшая рукописная библиотека древних списков была у Федора Семеновича Шестакова».

К этому сообщению, свидетельствующему о богатстве книжного собрания Ростова, А.А.Титов, готовивший «Воспоминания» Артынова к печати, сделал еще более удивительную сноску:

«Рукописей в начале XIX столетия действительно было много. Покойный ростовский гражданин А.И.Щеников, умерший в начале 60-х годов в глубокой старости, рассказывал нам лично, что вскоре после перевода митрополии из Ростова в Ярославль в 1789 г. свитков и рукописей валялось в башнях и на переходах архиерейского дома целые вороха. И он, бывши в то время мальчиком, вместе с товарищами вырывал из рукописей заставки и картинки, а из свитков золотые буквы и виньетки и наклеивал их на латухи».

Принимая во внимание это сообщение, трудно даже представить, какими огромными книжными сокровищами обладал Ростов Великий, какие редчайшие рукописи погибли здесь! Артынова обвиняют в пропаже всего нескольких рукописей, которые лишь побывали в его руках, а их погибли в Ростове сотни, а может, и тысячи. В «целых ворохах» свитков и рукописей вполне могло оказаться и «Слово о полку Игореве». Но к этому мы еще вернемся. Кстати, в неприятии «Слова» как подлинного произведения древнерусской литературы во многом сказываются рецидивы все той же болезни под названием «норманнская теория» – ведь руководствуясь ею, трудно объяснить, как у «полудикого» народа появилось такое совершенное, гениальное произведение. И совсем другое дело, если история русского народа началась не с пришествия «мудрых» варягов, а гораздо раньше, о чем красноречиво свидетельствует прошлое Ростова Великого. Признание нерасторжимой связи слов и понятий Русь – Ростов – Россия открывает возможность узнать подлинную историю русского народа.

на главную
назад
вперед
содержание


Используются технологии uCoz