Владимир Степанов.
Строка, оборванная на взлете
Я знал Михаила Сударушкина, можно сказать, с самого рождения: с его отцом, Борисом Сударушкиным, мы вместе прошли все годы учебы в Литературном институте, крепко сдружились и поддерживали прочную связь в последующее время. Я бывал в Семибратове, на его родной Ярославщине, что под Ростовом Великим, он наезжал в Москву не один – с подрастающим сыном.
В наших разговорах о жизни, о книгах все чаще присутствовала тема дорог, которыми пошли наши дети, их успехов на избранном пути. Михаил явно давал фору своим сверстникам. И отцовская гордость Бориса явно затмевала его собственные творческие достижения, книги, выходившие одна за другой. Поэтому громом среди ясного осеннего неба стала для меня скорбная телефонная весть о безвременной кончине Михаила. Настолько безвременной, нелепой и безутешной, что даже в стихах, посвященных памяти юноши, мне не удалось выразить глубины своих горьких чувств в полной мере:
Не знойная сентябрьская жара,
Леса подавлены багрянцем грустных красок.
Как ты просил, Господь шепнул «Пора…» –
И жизнь оборвалась без долгих встрясок.
И песня тихая, едва поднявшись ввысь,
Упала, как подстреленная птаха.
Нелепая случайность – эта жизнь.
Но лучше расставаться с ней на плахе.
Ты не успел взойти на эшафот
И прокричать о всем коварстве мира.
Как ветер по ночам навзрыд поет,
Так горько плакала при жизни твоя лира.
Коварный, истощающий недуг
Не дал тебе расцвесть, налиться телу,
Но жил в душе свободный, дерзкий дух,
Душа хотела песни – и запела.
Когда-нибудь погаснут все костры,
Что на земле нам души согревали.
Летишь в ночное небо искрой ты.
А мы еще беды не осознали…
Писать о нем одновременно и легко, и трудно, поскольку он и сейчас стоит у меня перед глазами: симпатичный и ершистый, находчивый в споре и отзывчивый на шутку, не по возрасту эрудированный и наделенный ярко выраженными литературными способностями. «Талантливый был парень» – эти слова я слышал от многих, кто общался с Михаилом. И это же говорили люди, которые были знакомы с ним заочно, через его стихи и книги. Приходится только удивляться, как много успел сделать за свою короткую жизнь этот хрупкий парнишка, страдавший таким серьезным заболеванием, как сахарный диабет, который постоянно держал его на инсулиновой игле.
Михаил никогда не ставил перед собой задачи стать профессиональным поэтом. Но только настоящий поэт мог так чутко почувствовать приближение собственной смерти. Только настоящий поэт способен так болезненно воспринять крушение первой любви, которая оказалась для него и последней. Только у настоящего поэта могло быть столько друзей, для которых его смерть стала невосполнимой утратой.
Знакомство с творчеством Михаила дает представление о широте его поэтического дарования: здесь и сказки, и сказания, и лирические стихи, и тексты будущих песен, и политические прокламации, пронизанные болью за то, что произошло с его родиной в последние годы. При этом Михаил, как личность независимая, самостоятельно мыслящая, никогда не подстраивался под официальную пропаганду, а наоборот – как бы бросал ей открытый вызов. Историк по образованию, он называл вещи своими именами, а не теми фальшивыми, которыми так ловко оперируют наши политики.
Если бы Михаил оставил после себя только стихи, – и этого было бы вполне достаточно, чтобы признать незаурядность и одаренность его личности. Но он успел написать еще несколько историко-краеведческих книг и пособий по преподаванию краеведения, печатался в местных и центральных газетах, успешно преподавал историю в общеобразовательной школе, вел занятия краеведческого кружка, работал психологом в вечерней школе, участвовал в создании и формировании школьной газеты «Истоки» и образовательной газеты «Большая перемена», был литературным сотрудником журнала «Русь», тщательно вычитывая все материалы, связанные с историей и краеведением..
Таким же независимым, как в поэзии, Михаил оставался в своих историко- краеведческих книгах: не подстраивался под общепринятое мнение, а высказывал свои взгляды и оценки с полемическим задором, не оглядываясь на общепризнанные авторитеты.
И все-таки 24 года жизни – это очень мало, чтобы Михаил успел реализовать все свои творческие возможности. Осталась неопубликованной краеведческая рукопись, над которой он работал последнее время. Осталась нереализованной разработанная им концепция краеведческого музея. Остались записи, которые пока не удалось прочитать. Да и в стихах не все так просто, как может показаться на первый взгляд. Что говорить – талантливый был парень. А талантливый человек – всегда загадка. Горестно и обидно, что таким коротким был жизненный путь Михаила, наделенного природой ярким талантом и щедрой, но ранимой душой.
