РусьРусь

Долгие годы все, кто интересовался личностью ярославского краеведа, журналиста и поэта Леонида Николаевича Трефолева (9.09.1838, Любим Ярославской губ. – 28. 01. 1905, Ярославль), пользовались в основном тремя источниками: его произведениями, его автобиографией и, наконец, книгой И. Айзенштока «Поэт-демократ Леонид Николаевич Трефолев».

Бесспорно, что о любом авторе лучше всего судить по его произведениям. Судя по тому, что оставил после себя Л.Н. Трефолев, видно, что Ярославль, история Ярославского края и деятельность замечательных земляков на протяжении всей творческой жизни была главной, чуть ли не единственной темой его исследований. За редким исключением все работы этого плана были опубликованы в Ярославле и, следовательно, в первую очередь предназначались читателям-ярославцам.

Однако возникает вопрос: насколько свободен был Трефолев в своих исторических исследованиях? То, что большая часть его работ была опубликована в таких «официальных» изданиях, как «Ярославские губернские ведомости» и «Ярославские епархиальные ведомости», говорит само за себя. Речь, конечно, идет не о том, что искренний и честный Трефолев подстраивался под направленность этих изданий – нет, просто он заранее знал, что можно опубликовать в этих изданиях, а что нельзя.

Мне могут возразить, что Л.Н.Трефолев сам был помощником редактора «Ярославских губернских ведомостей», редактировал неофициальную часть этой газеты (1868–1871) и «Вестник Ярославского земства» (1872–1902), заведовал типографией губернского земства, исполнял обязанности председателя ЯГУАК – Ярославской губернской ученой архивной комиссии (1903–1905), был членом ЯГСК – Ярославского губернского статистического комитета, Ярославского естественно-исторического общества. То есть, в масштабах Ярославля, он был фигурой авторитетной и влиятельной, мог позволить себе писать и публиковать всё, что выходило из-под его пера.

Однако, несмотря на все ухищрения «новых историков» (появившихся одновременно с «новыми русскими», нуждающимися в пересмотре нашей истории), царская Россия никогда не была образцом демократии, а настоящие, не прикормленные властью интеллигенты всегда испытывали на себе давление цензуры – явной или замаскированной, на себе познавали нужду, зависимость от произвола властей. В этом отношении жизнь Л.Н.Трефолева – яркий тому пример. Внимательный читатель поймет это даже при знакомстве с его очень сдержанной автобиографией, написанной им от третьего лица (она предназначалась для сборника «Современная русская поэзия в биографиях, характеристиках и образцах»).

Исследователи жизни и творчества Л.Н.Трефолева уже неоднократно отмечали, что в ней он «о многом умалчивает из скромности» (см., в частности, вступительную статью М.Г.Ваняшовой к книге Л.Н.Трефолева «Исторические произведения», изданной в Ярославле в 1991 г.). Но дело здесь не только в личной скромности – была еще и осторожность, нежелание жаловаться на судьбу, которая в других условиях могла сложиться более удачливей и плодотворней. Вот, например, как лаконично он объяснял свой уход с государственной службы после неоднократных столкновений с вице-губернатором Тройницким, всячески, при каждом удобном случае, старавшимся его унизить: «Здесь уместно заметить, что в 1871 году, принужденный оставить государственную службу, Леонид Николаевич Трефолев обратился к земской деятельности».

За этой лаконичностью кроется незатихающая боль, выстраданная обида, оскорбленное достоинство.

В самом конце биографии Трефолев пишет о себе:

«Большой домосед, он редко покидал свой родной город, «изменял» ему только ради «дружеской» Москвы».

И опять Трефолев деликатно недоговаривает главное – только нужда была причиной этого «домоседства».

При всех недостатках монографии И. Айзенштока, вызванных в первую очередь временем издания (1954 г.), в ней довольно-таки убедительно и достоверно показано, как трудно жилось и работалось Трефолеву в Ярославле, особенно в последние годы жизни. Другое дело, что автор монографии слишком уж неуклюже и настойчиво причисляет Трефолева к революционным демократам – но таково, повторюсь, было время. (Кстати, сейчас к демократам нового пошиба тоже причисляют себя гораздо больше деятелей, чем их есть на самом деле, которые под демократией подразумевают не власть народа, а их собственную власть над народом.)

Более серьезным недостатком этой книги я назвал бы то, что в ней неоправданно много говорится о Трефолеве-поэте и незаслуженно мало – о Трефолеве-историке. При всем уважении к поэтическому наследию Трефолева надо признать, что как поэт он представлял собой более скромную фигуру, чем как историк, а еще точнее – как историк Ярославского края, то есть краевед.

То, что сделал Трефолев в изучении истории Ярославля, не с чем сравнить, в то время как его поэтическое творчество – всего лишь «продолжение некрасовских традиций», о чем справедливо пишет и сам И. Айзеншток.

В этой книге приводится немало отрывков из писем Трефолева, в основном по поводу издания его произведений. Отдельных публикаций, посвященных его эпистолярному наследию, в то время еще не было. И только совсем недавно, в 1997 году, в третьем выпуске изданного в Ярославле историко-литературного сборника «Карабиха» была напечатана чуть ли не первая работа, посвященная письмам Трефолева к писателю Филиппу Диомидовичу Нефедову. И перед внимательным читателем открылся новый, доселе неизвестный Трефолев. Многое можно почерпнуть из этой публикации, но я остановлюсь только на одной их особенности, связанной с отношением Трефолева к современному ему Ярославлю.

Считается аксиомой, не требующей доказательств, что если человек целиком посвятил себя краеведению, то движет им исключительно любовь к своему краю – любовь безграничная и порой даже слепая. Примерно так изображали некоторые исследователи и Трефолева, хотя такая оценка никак к нему не подходит.

Чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно прочитать его исторический очерк «Ярославль при императрице Елизавете Петровне» – вы не найдете в нем любования стариной как таковой: автор с хирургической беспощадностью вскрывает всю непривлекательность быта и обычаев того времени. Здесь я категорически не согласен с М.Г.Ваняшовой, которая в своем предисловии (см. выше) написала, что «авторское «я» почти невозможно обнаружить» в трудах Трефолева. Похоже, в этой оценке его с кем-то перепутали, может, с Петром Критским – автором книги «Наш край. Опыт родиноведения». Книга интересная, поучительная, но начисто лишенная того, что было у Трефолева – четкая гражданская позиция и честное, лишенное умиления отношение к отечественной истории.

Так же принципиально Трефолев относился к прошлому и настоящему Ярославля. О прошлом города многое сказано в его произведениях, а о настоящем?.. Без оглядки на цензуру и так называемое общественное мнение? Об этом – в письмах Трефолева, написанных не просто знакомому, но близкому человеку, перед которым нет нужды лукавить, что-то приукрашивать, скрывать. Видимо, таким корреспондентом и был для Трефолева Ф.Д.Нефедов.

«А у нас, в богоспасаемой Ярославской губернии, только и слышишь об убийствах и грабежах, – пишет Трефолев в письме от 26 июля 1874 года. – Если же кто-нибудь (ну, хоть ваш покорный слуга) тиснет корреспонденцию, не обрызнув ее предварительно маслом «благонамеренности», – на него скверно косятся, к нему (т. е. ко мне) являются исправники etc. с протестами; затем почтенные «Губернские» тявкают, как маленькая собачонка, не умеющая даже и облаять-то порядочно... И смех, и грех, добрый мой Филипп Диомидович!.. В сущности же, это даже совсем не смешно, потому что холопское положение провинциальной прессы (с позволения сказать!) давно бы пора заменить чем-нибудь более благообразным».

В последние годы наметилась тенденция всячески приукрашивать наше дореволюционное прошлое, в том числе и губернскую жизнь, земскую деятельность. Если поверить А.И.Солженицыну, то стоит только восстановить земства, как Россия сразу же станет великой, могучей и богатой. Свидетель этой самой губернской жизни и активный участник земского движения Л.Н.Трефолев вносит в эту благостную картину существенные поправки:

«Даниловское земство, принявшееся было довольно энергически за школы, опять, как слышно, махнуло на них рукой, решив, что школа – вещь зловредная и опасная».

Заметим еще раз, что это пишет человек, знающий о «холопском положении провинциальной прессы» и о «прогрессивности» земств не понаслышке. А вот как в письме от 26 октября 1874 года он отзывается о родном городе:

«У нас же, в подлейшем Ярославле, все состоит благополучно, т. е. тише воды, ниже травы. Одним словом, мы благоденствуем, как свиньи в болоте, и хрюкаем: «как славно лежать в грязи!». Полнейший застой!.. Но живется в этом застое порядочным людям отвратительно».

Словом «застой» наши новые политики определили целый период советской истории, предшествующий так называемой «перестройке». Вряд ли это определение применимо к государству, культура и наука которого еще не сидели на том голодном пайке, на который их посадили сейчас. У Трефолева было свое представление о том, что такое застой, и это представление, кажется, более правомерно. Это сейчас Россию второй половины XIX века рисуют процветающей и духовной, а честные современники были о ней другого, более трезвого мнения.

«Я слышал, что в здешнем административном мире шла речь о высылке меня (милейшим же административным порядком) туда, куда Макар телят не гонял... Нет, убегу я из этого омута при первой возможности и убегу именно в Москву, которая, при всех своих патриархальных безобразиях, все же в миллион раз лучше Ярославля... А Петербург я ненавижу!» – пишет Трефолев в этом же письме.

Признание, достойное многого, – летописец Ярославля мечтает при первой же возможности убежать из него! Такого Трефолева, похоже, не знал ни автор некролога на его смерть в газете «Северный край», пронизанного уверенностью, что покойный самозабвенно любил Ярославль до последнего своего вздоха, ни И.Айзеншток, также не сомневавшийся в кровной привязанности и любви Трефолева к городу, которому посвятил почти все свои исторические изыскания.

Какова же, спрашивается, была духовная и нравственная обстановка в Ярославле, если у скромного, трудолюбивого и честного Трефолева вырвалось столь горькое признание? И опять вспоминается ностальгия уважаемого А.И.Солженицына по дореволюционной России. О чем вздыхаем?..

Но вернемся к письмам Трефолева. 9 января 1883 года он опять пишет о своем отношении к Ярославлю:

«А я, многогрешный, принужден жить в Ярославле! Хотя я его очень люблю, как свой родной город, но в то же время и ненавижу до страсти. Это самый туманный, самый неповоротливый ни к чему новому, сколько-нибудь светлому – город. Надо бы, хоть на неделю, из него вырваться!»

Ясно, что ненависть Трефолева в первую очередь питалась удушающей обстановкой чиновничьего произвола и пошлой властью денежных мешков, – именно их носители ежедневно унижали и оскорбляли интеллигентов вроде Трефолева, вынужденных или молча терпеть, или возмущаться, но не вслух. В этом отношении весьма характерна публикация в журнале «Русь» (№ 1-91) ранее нигде не публиковавшегося фельетона Л.Н.Трефолева «Собрание акционеров», обнаруженного в его письме ростовскому краеведу А. А. Титову. На основе местного события – собрания акционеров ярославско-костромского земельного банка – автор дает яркую картину коррупции, взяточничества и мошенничества, поразивших на этапе становление капитализма всю Россию, что, впрочем, удивительно точно повторяется в наши дни, когда производится реанимация этого самого капитализма.

«Хотя текст фельетона не доработан автором окончательно, – сказано в редакторском вступлении к этой публикации, – он позволяет оценить сатирический талант Л.Н.Трефолева, а заодно убедиться, что отечественная предприимчивость, на которую мы сейчас так рассчитываем, имела и имеет свою неприглядную изнанку».

Добавлю, что эта публикация – еще одно свидетельство той «свободы», в условиях которой жил и трудился Трефолев, – ясно, что фельетон не был опубликован не потому, что «не доработан», а по причине более банальной, с которой и сейчас сталкиваются честные журналисты, когда пытаются выяснить источники баснословных доходов «новых русских». Все повторяется одно к одному.

Кстати, еще одна деталь к биографии Трефолева. В журнале «Русь» (№ 2-93) был напечатан очерк Л.Смирновой «Неизвестный Трефолев», который по-новому освещает взаимоотношения нуждающегося Трефолева с богатым ростовским краеведом и собирателем А.А.Титовым. Публикация сделана на основе изучения их переписки, из которой неопровержимо следует, что, как пишет Л. Смирнова, «Л.Н.Трефолеву приходилось ввиду крайней нужды и бедности... не только держать корректуры и править за Титова, но порой сочинять для использования Титовым стихотворения и статьи». Последнее замечание особенно интересно – ведь получается, что в обширном краеведческом наследии А.А.Титова какая-то часть написана Трефолевым, который, судя по их переписке, был постоянным должником богатого купца-краеведа.

Вполне возможно, что эта часть была весьма значительной. Но в данном случае я хотел обратить внимание на другое – на унизительное, зависимое от милости денежного мешка положение Трефолева. И опять мы видим в нашей действительности печальное повторение пройденного, к которому, как казалось совсем недавно, Россия уже никогда не вернется. Вернулась так быстро, что до сих пор некоторые не могут этого осознать и все еще любуются идиллическими картинками дореволюционного прошлого, которые астрономически далеки от реальности. Чтобы понять это, не обязательно открывать учебник истории, выпущенный в советское время, – можно узнать об этом из писем Трефолева. Вот что он пишет в письме от 1 апреля 1895 года:

«Всем нам «пора домой» (так называлась повесть Ф.Д.Нефедова. – М.С.). Только дома, от бессмысленных мечтаний, куда как скверно живется! А посему и плохо пишется, и никаких «мечтаний», кроме мечтаний о насущном куске хлеба... Вот и приходится играть «в молчанку»... Тоскливое времечко выпало... Христос-то воскрес. Да Русь-то воскреснет ли? Вот в чем вопрос!»

Я остановился здесь только на одной грани личности Л. Н. Трефолева – на его отношении к Ярославлю. Как видим, это отношение не было таким радужным, каким может представиться, как, впрочем, и в целом к окружающей его российской действительности.

Сейчас много говорится о возрождении России, но если понимать это возрождение как возврат к прошлому, дореволюционному, – тогда ничего хорошего не получится, письма Трефолева – красноречивое тому свидетельство.

В заключение еще одно замечание. Как известно, архив Л. Н. Трефолева хранится в ЦГАЛИ (Центральный государственный архив литературы и искусства), ГЛМ (Государственный литературный музей), ЯГИАМЗ (Ярославский гсударственный историко-архитектурный музей-заповедник). Переписка с Ф.Д.Нефедовым находится в ЦГАЛИ. Письма Трефолева к Титову – в Ростовском филиале Государственного архива Ярославской области. Не настало ли время выпустить письма Л. Н. Трефолева отдельным изданием? Приведенные отрывки из его писем свидетельствуют, что после публикации этой переписки нам может открыться Трефолев, которого мы еще не знаем.

содержаниевпередРусь назадглавная


Используются технологии uCoz