«Воспоминаниях крестьянина села Угодич Ярославской губернии Ростовского уезда А.Я.Артынова», изданных в Москве в 1882 году, в записи за 1826 год приводится следующее сообщение, которое дополняет историю Ростова Великого еще одной неразгаданной тайной, на этот раз связанной с поисками сокровищ. Чтобы было понятно, в чем суть, приведем это сообщение почти полностью, с незначительными сокращениями:
«Вскоре после этого приехали в Ростов по высочайшему повелению кладоискатели. Искали как в доме Василия Рохманова, так и в некоторых местах поблизости Благовещенской церкви, что на рву; работа всюду была безуспешна; продолжалась она с утра, а с наступлением вечера работа прекратилась. Проводя кладоискателей с конвоем в Ярославль, ростовский квартальный надзиратель Григорий Васильевич Агалевцев в присутствии моем рассказывал Василию Афанасьевичу Малышеву, как кладоискатели городов Корчевы, Бежецка и Ростова сблизились между собой. Со слов самого главного ростовского кладоискателя Садикова дело было так: бежецкая помещица Матрена Ивановна Рачинская видела во сне дивное видение: неизвестный ей человек берет ее под руку и ведет в подземный подвал, сделанный из крупного булыжного камня. Придя в подвал, она увидела там груды и бочки золота и серебра и склады различных дорогих мехов; «все это будет принадлежать тебе, – сказал спутник, – только надо иметь тебе для поднятия клада разрыв-траву, а она находится в городе Корчеве у мещанина Алексея Варлаамовича Садикова; он снабдит тебя и этой травой и покажет место в городе Ростове, где хранится это сокровище; точно такой же сон видел и Алексей Садиков, только в подвале были не груды золота и серебра и меха, а одни бочки золота и серебра, каждого металла по двенадцать бочек, а в каждой бочке по четыре ведра. Путеводитель Садикову назвал себя посадским человеком г. Ростова Василием Ивановым Коноваловым-Коньковым, у которого в заведении находится это сокровище, только не имеет он травы для поднятия этого сокровища. Помещица Рачинская отыскала чрез посланных в Корчеву Алексея Садикова, а Алексей Садиков отыскал в Ростове Василия Коновалова-Конькова, таким образом и устроилось дело между тремя кладоискателями: Рачинской, Садиковым и Коноваловым. Впрочем, о сем видении Садиков перед следственной комиссией умолчал».
Это сообщение больше похоже на провинциальный анекдот, однако из пространного примечания другого ростовского краеведа А.А.Титова, который подготовил книгу Артынова к печати, следует, что такой случай действительно имел место. Бывал Титов и в доме Коновалова-Конькова «подле земляного вала Ростовского соборного причта: каменный, одноэтажный, о 5 окнах». Историю с поисками клада Титов дополнил примечанием, написанным по материалам архивного дела:
«Несколько дней спустя после восшествия на престол императора Николая Первого приехал в Петербург мещанин Алексей Варлаамович Садиков. Не любопытство и не торговые дела вызвали его в столицу, еще не успевшую опомниться от декабрьских событий. Бедный, почти нищий, Садиков хотел обогатить казну несметным сокровищем. Каким-то образом Садикову удалось подать лично царю прошение; в нем он объяснил, что с давнего времени, именно с 1227 года, хранится в Ростове клад, зарытый великим князем Георгием Всеволодовичем. По уверению Садикова, ценность клада, на худой конец, простиралась до трех миллионов рублей. Двадцать бочонков золота, столько же серебра, да еще целый четверик жемчугу и драгоценных камней, – вот что обещал открыть Садиков, если правительству угодно будет воспользоваться его донесением. Вместимость каждого бочонка определялась от 3 до 4 ведер.
Верноподданническое донесение, очевидно, не отличалось правдоподобностью. Злополучный великий князь, мученически погибший за свою родину на берегах реки Сити в нынешнем Мологском уезде Ярославской губернии, в роковой битве с татарами, едва ли мог скопить такое громадное сокровище и зарыть его в Ростове. Тем не менее император Николай повелел тогдашнему петербургскому генерал-губернатору Кутузову произвести розыск о кладе. Отправлен был с кладоискателем полицейский чиновник. Ярославскому губернатору Безобразову высочайше велено было «принять меры к сохранению сокровища». Император обратил свое особое внимание на это дело, имевшее «государственную важность». Клад можно было найти только с помощью «разрыв-травы», ибо, по словам кладоискателя Садикова и других прикосновенных к делу лиц (подпоручицы Рачинской, ростовского мещанина Коновалова, мещан Ясырева и Холщевникова, дьячка Николая Иванова и крестьянина Кручинина), клад хранится в погребе за железной дверью, а перед дверью мраморная доска висит, а на той доске надпись: «Если кто найдет разрыв-траву, тот может получить сокровища, положенные под доскою в 1227 году великим князем таким-то». Мещанин Коновалов заявил перед стряпчим и другим чиновным людом, что он проникал в погреб, своими глазами видел сокровище, своими руками брал пригоршни золота и алмазов, но лишь только удалялся из погреба, тотчас нападала на него слепота, и он бросал сокровища, предпочитая быть нищим, да зрячим, нежели миллионщиком, да слепым. С этим кладом, по словам архивного дела, было множество мытарств. Обыски производились и в Ростове, и в Ярославле. Дело кончилось по приговору Ярославской казенной палаты плетьми и другими менее жестокими наказаниями. Так, дворянка Рачинская, приговоренная Ярославским уездным судом к аресту при полиции на хлебе и воде на одну неделю, получила лишь выговор «с подтверждением, дабы впредь от всяких неосновательных и состоянию ея неприличных поступков удалялась».
Хотя примечание Титова, написанное на основании материалов судебного дела, и выглядит убедительнее, чем рассказ Артынова, оно все равно оставляет чувство недоумения. Как умный и образованный Николай Первый мог поверить в легенду с разрыв-травой? Как безродному Садикову удалось подать свое донесение императору, тем более – сразу после восстания декабристов, когда у Николая было полно других, более важных забот? Какими доводами Садиков убедил императора начать поиски сказочных сокровищ? Какую роль в этой истории сыграл Коновалов, заявивший на суде, что уже проникал в погреб и своими глазами видел эти сокровища? Почему поиски сокровищ проводились не только в Ростове, где, по заявлению Садикова, они хранились, но и в Ярославле? Какое отношение имела к этим событиям «подпоручица Рачинская» и другие лица, указанные в примечании Титова?
Конечно, можно предположить, что вся эта история с несметными сокровищами возникла на ничем не подкрепленных слухах и недоразумениях, просто на человеческой потребности в загадочном, таинственном. Примеров тому можно привести множество. Так, в Ростове до сих пор говорят о золотых воротах, брошенных в озеро Неро перед взятием города татарами, хотя никаких достоверных сведений об этом нет. Но опять возникает вопрос, почему в существование сокровищ поверил Николай I и послал сюда целую комиссию с поручением найти клад? Можно по-разному оценивать этот факт, но наиболее вероятным представляется следующее объяснение: Садиков представил императору какое-то документальное свидетельство вроде плана тайника или упоминание о нем в какой-то старинной рукописи.
Теперь о Коновалове. Почему он заявил перед высокой комиссией, что самолично был в тайнике с сокровищами? Неужели он не понимал, что за обман императора его ждет суровое наказание? Выходит, он был твердо уверен в существовании тайника? Почему же сам не проник в него? Напрашивается естественный ответ, что для того, чтобы проникнуть в тайник, нужно было провести большие земляные работы, может, в таком месте, где требовалось получить разрешение властей. Однако вместо планомерных и длительных поисков тайника присланная в Ростов комиссия ограничилась одной видимостью – все поиски заняли один день – и обвинила в неудаче Коновалова и других лиц, причастных к этой странной истории с сокровищами.
Как оказались замешанными в эту историю подпоручица Рачинская, мещане Ясырев и Холщевников, дьячок Иванов и крестьянин Кручинин, cказать трудно. Возможно, именно Рачинская и вручила план тайника или сообщение о нем Садикову.
Таким образом, если отбросить сказочные элементы вроде разрыв-травы и ночных видений, то останется история, довольно-таки распространенная в практике кладоискательства. Но что необычно в ней – так это сообщение о том, что упомянутые сокровища были зарыты в Ростове в 1227 году владимирским князем Юрием (Георгием) Всеволодовичем. Может, произошла ошибка и вместо 1227 года надо читать 1237 год, в декабре которого на Русь напали полчища Батыя? Вот в этом случае, на наш взгляд, князь Юрий мог перевезти какие-то сокровища из стольного Владимира в Ростов, где, возможно, к тому времени уже существовал надежный тайник. В марте 1238 года в битве с татарами на реке Сити Юрий Всеволодович погиб, а ростовский князь Василько попал в плен и после пыток был убит. Таким образом, если поверить этой версии, погибли два человека, которые только и знали о спрятанных в Ростове сокровищах, потому они и остались в своем тайнике. Если это действительно были великокняжеские сокровища, то их стоимость действительно могла быть огромной. Не потому ли Николай I и организовал их поиски? Вряд ли он пошел бы на такой сомнительный поступок, если бы речь шла об обычном кладе. И другое дело – находка сокровищ, принадлежавших великим русским князьям.
Вероятность существования в Ростове подземелий подтвердила несколько лет назад научная экспедиция Свердловского архитектурного института, специальными приборами обнаружив вдоль валов девять аномалий, свидетельствующих о наличии в земле пустот. Три аномалии были выявлены на территории Ростовского кремля: первая – в районе, примыкавшим к княжьим теремам, вторая – вблизи архиерейских покоев и, наконец, третья – между Успенским собором и церковью Воскресения. Кроме того, удалось обнаружить следы старинной дренажной системы. Можно предположить, что именно в этих трех точках начинались подземелья, ведущие к земляному валу и дальше.
А теперь опять вернемся к «Воспоминаниям» Артынова и посмотрим, где искали сокровища: «Искали как в доме Василия Рохманова... так и в некоторых местах поблизости Благовещенской церкви, что на рву... Путеводитель Садикову назвал себя посадским человеком г. Ростова Василием Ивановым Коноваловым-Коньковым, у которого в заведении находится это сокровище». Еще раз перечитаем сноску Титова с информацией о доме Коновалова-Конькова: «Дом его стоял на том самом месте, где стоит, подле земляного вала Ростовского соборного причта; он был каменный, одноэтажный, о 5 окон».
Таким образом, указанные кладоискателями места возможного расположения тайника с сокровищами и выявленные точки аномалий совпадают в районе земляного вала. Это косвенно может служить доказательством того, что поиски клада в 1826 году могли иметь реальное основание, их просто не довели до конца. Другое дело – что могли обнаружить кладоискатели в тайнике? Возможно, к этому времени он уже давным-давно был пуст.
История с ненайденными сокровищами Ростова Великого любопытна хотя бы тем, что к ней прикоснулись сразу три известных краеведа: А.Я.Артынов, А.А.Титов и Л.Н.Трефолев, написавший очерк «Ростовские кладоискатели», перепечатанный в журнале «Русь» (№ 3/4-2001). За несколько лет до этого в том же журнале (№ 2-93) был опубликован материал Л.Смирновой «Неизвестный Трефолев», который по-новому освещает взаимоотношения нуждающегося Л.Н.Трефолева с А.А.Титовым. Публикация создана на основе изучения их переписки, из которой неопровержимо следует, что, как пишет Л.Смирнова, «Л.Н.Трефолеву приходилось ввиду крайней нужды и бедности... не только держать корректуры и править за Титова, но порой сочинять для использования Титовым стихотворения и статьи».
Последнее замечание особенно интересно – ведь получается, что в обширном краеведческом наследии А.А.Титова какая-то часть написана Л.Н.Трефолевым, который, судя по их переписке, был постоянным должником богатого купца-краеведа. И вполне возможно, что эта часть была весьма значительной, что, конечно, ни в малейшей степени не умаляет вклад Титова в ростовское краеведение. Трефолев, как мог, творчески содействовал Титову, а тот, в свою очередь, материально помогая Трефолеву, оказывал творческую и организационную поддержку Артынову, без которой деятельность крестьянина-самоучки вообще могла бы не получить известности и признания. В результате существовавших между ними дружеских и деловых связей выигрывали и они, и ростовское краеведение в целом.
Напомним, что Л.Н.Трефолев был помощником редактора «Ярославских губернских ведомостей», редактировал неофициальную часть этой газеты и «Вестник Ярославского земства», заведовал типографией губернского земства, исполнял обязанности председателя Ярославской губернской ученой архивной комиссии. Таким образом, в масштабах Ярославля он был фигурой авторитетной и влиятельной, а его внимание к Ростову и ростовцам способствовало более углубленному изучению ростовского краеведения. Конкретный тому пример – история с ненайденным кладом.
В пространном очерке Л.Н.Трефолева приводятся архивные документы, называются все причастные к этой запутанной истории лица, приводятся новые сведения и детали. В частности Трефолев сообщает следующую любопытную подробность и так объясняет причину случившегося:
«Во время производства следствия, в холодную зимнюю ночь, Коновалов убежал из Ростова, без шапки и шубы, к своим родственникам в деревню Лялино Ростовского уезда; но родственники представили его в Земский Суд. Коновалов объяснил причину своего бегства страхом, что его увезут в Петербург. Коновалова отправили в Ярославль под присмотром квартального Оголевцева. Здесь, на окончательном допросе, ни Коновалов, ни Садиков не могли ничего сказать в свою защиту и, вследствие этого, преданы были суду, вместе с Рачинской и другими «виновниками». Все это делалось с особенной быстротой и энергией, как будто вина наших героев была ужасная. В сущности же была только одна вина: невежество, суеверие, то есть такой грех, в котором повинен и до сих пор наш добрый народ. Если теперь, предположим, не найдется помещиц Рачинских, то Садиковы и Коноваловы, верующие в разрыв-траву, конечно, найдутся; но, к счастью и славе нашего времени, на них взглянут с сожалением, к ним отнесутся гуманно, и во всяком случае, не отдадут в руки палача, а Садиков, как сейчас увидим, рисковал побывать в этих кровавых руках».
Далее Л.Н.Трефолев приводит текст решения «Общего присутствия Ярославского Уездного Суда и Городового Магистрата», в котором в частности было сказано:
« – Мещанин Алексей Садиков Государю Императору донес, что он может указать сокрытые с давнего времени в земле, в известном ему месте, в Ярославской губернии, 12 бочонков золота и столько же серебра, да четверик жемчугу и разных драгоценных камней.
– Вследствие сего, по высочайшему Его Императорского Величества повелению, объявлено доносителю Садикову, что если показание его окажется ложным, то поступлено будет с ним по законам.
– Мещанин Садиков и после того остался при прежнем своем показании, утверждая, что помянутые драгоценности хранятся в земле при доме ростовского мещанина Василья Коновалова, живущего у тестя своего, мещанина же Василья Рахманова; а буде там не окажется, то должно искать их в Ярославле, при доме мещанина Федора Яковлева.
– Когда, по высочайшему Его Императорского Величества повелению, учинено было в доме мещанина Рахманова, чрез глубокое рытие земли и пробы железным щупом, свидетельство, то по оному показуемых Садиковым сокровищ вовсе не оказалось, а в Ярославле и мещанина Яковлева не отыскано.
– При произведенном следствии мещанин Коновалов о том, что сокровище имеется при доме Рахманова, равно и о том, что известно было ему другое место, где оное хранится, отозвался незнанием, показав, что о таковом кладе ему, назад тому года полтора, сказывал ярославский мещанин (как ныне открылось) Иван Холщевников, но о месте, где оный клад хранится, не объявил.
– Свояк Коновалова, крестьянин Матвей Кручинин, изъяснил, что 1823 года, в декабре месяце, мещане Алексей Ясырев (он же и Холщевников), Александр Ясырев и крестьянин Егор Самарин открылись ему, что они знают, где лежит клад, более трех миллионов рублей и разные драгоценности; но к поднятию онаго сокровища нужна трава-прыгун, которую отыскивать взялись Кручинин и заштатный дьячок Николай Иванов, а мещанин Василий Коновалов обещался стараться об отыскании той травы, и взялись также доставить оную бежицкая помещица Рачинская…
– Палата, соображая все оные обстоятельства, находит, что отыскивание клада началось с показания крестьянина Николая Ларионова, который ныне находится в бегах; от него объявлено было Алексею Холщевникову, а сей, со внуком своим Александром Ясыревым, стараясь отыскать для поднятия того сокровища траву, называемую прыгуном, объявил о сем крестьянину Кручинину и дьячку Иванову, от которых, впоследствии времени, узнал и мещанин Коновалов; а сей последний, познакомясь с бежецкой помещицей Рачинской, довел, вместе с нею, для сведения мещанина Садикова, и все вместе о сыске той травы имели дружественную переписку, но где оное сокровище хранится и кем положено, отозвались неведением. А хотя Садиков и показывает, что ежели онаго клада в Ростове, при доме Рахманова, не окажется, то должно искать, как слышал он от Коновалова, в городе Ярославле, при доме мещанина Федора Яковлева; но Коновалов того не утвердил, а потому показание Садикова и вероятия не заслуживает, который, не имев верных доказательств, а по одним неосновательным слухам, возымел дерзость войти о том с доносом к Его Императорскому Величеству, чем в отыскании клада и произведении на счет онаго следствия судебным местам и лицам, к тому употребленным, нанес напрасное затруднение. Для того учинить следующее:
Подсудимого Садикова, за лживый и неосновательный донос, равно и за обман, наказав плетьми, сослать в Сибирь на поселение. Прикосновенных же к делу сему мещан: ростовского – Коновалова и здешних – Ясырева и Холщевникова, дьячка Николая Иванова и крестьянина Борисоглебских Слобод Кручинина, также за обман один другого, из видов корыстолюбия, выдержать при рабочем доме, каждого по три месяца, и при возвращении их в места жительства строго подтвердить им, чтобы впредь чинить сего не осмеливались, под опасением сугубого наказания. Помещицу Рачинскую, чтобы она впредь с подобными означенными подсудимыми людьми не имела сношений, выдержать при полиции на хлебе и воде одну неделю»…
Таким образом, – пишет Трефолев, – Садикову грозили страшные плети. Но, к счастью для него, последовал царский манифест от 22 августа 1826 года, освобождавший от суда и следствия чиновников и всякого звания людей по делам, не заключавшим в себе «смертоубийства, разбоя, грабежа и лихоимства». Поэтому Уголовная Палата, отменив уже назначенные наказания, ограничилась тем, что подтвердила Садикову и остальным подсудимым, «дабы они восчувствовали таковую высочайше дарованную им милость и впредь подобных поступков делать не осмеливались, под опасением в обратном случае неминуемого уже наказания».
В январе 1827 года Николай I выслушал доклад петербургского генерал-губернатора Кутузова о решении этого дела и повелел: «В приведении онаго определения в действие поступить, как по законам следует».
«Садиков и Рачинская отправились из Ярославля восвояси, – заканчивает Трефолев. – С тех пор слух о ростовских кладоискателях прекратился на веки. Без сомнения, и сами они давно сошли с житейской сцены, разочарованные в своих мечтах быть наследниками великого князя Георгия Всеволодовича, тень которого они потревожили напрасно».
И все-таки никак не избавиться от сомнений – напрасно ли была потревожена тень великого князя? Что осталось сокрытым, недосказанным в этой странной истории? В любом случае, Ростов Великий воистину – город сокровищ: исчезнувших, уцелевших, еще не найденных, но поиски которых могут увенчаться успехом.
А.Я.Артынов любил повторять слова Николая I: «Надо сохранить в России, что искони бе». Сохраним ли? Обо всех ли потаенных сокровищах Ростова Великого нам известно?..
