В моей родословной есть два корня, которые условно можно назвать белым и красным: прадед со стороны отца был красным комиссаром, прадед со стороны матери – белогвардейским офицером. В этой работе я предлагаю мысленно вернуться к событиям, связанным с Ярославским мятежом 1918 года. Но прежде – о судьбах моих прадедов, которые определили мою авторскую позицию в оценке этих трагических событий.
Мой прадед со стороны матери Никифор Матвеевич Храмов родился в 1880 году в селе Болтино Кузнецкого уезда Саратовской губернии в зажиточной крестьянской семье. Смог получить учительское образование, когда призвали в армию, служил в гвардейской части, охранявшей Зимний дворец. В Петербурге познакомился с будущей женой – Полиной Григорьевной Косыревой, учившейся в то время на Высших Бестужевских курсах. Выходец из крепостных, ее отец стал купцом-предпринимателем, поставлял в Самару зерно и муку, построил здесь собственный дом.
На фронтах первой империалистической войны Никифор Матвеевич дослужился до звания полковника. Семья жила в Стерлитамаке, Полина Григорьевна работала учительницей, некоторое время была директором женской гимназии. После революции прадед оказался в армии Колчака, по служебным делам был командирован в Харбин, где и остался после разгрома белого движения. В 1921 году Полина Григорьевна приехала в Харбин с тремя сыновьями, но семью восстановить не удалось: посчитав, что жена и дети погибли от голода, Никифор Матвеевич завел другую семью.
После конфликта на КВЖД Полина Григорьевна с сыновьями вернулась в Россию, однако пребывание на территории Китая стало поводом для ареста всех членов семьи. Старший сын Владимир был расстрелян, мой дед Евгений Никифорович Храмов обвинялся в том, что на КВЖД состоял в скаутской организации. В дальнейшем он закончил Уральский политехнический институт, работал на Теплогорском металлургическом комбинате. В годы Великой Отечественной войны завод выпускал броневую сталь для танков Т-34, корпуса авиационных бомб и взрывателей, разборные окопные печи. Работали по десять часов, иногда круглые сутки. За работу на Теплогорском заводе, где дед прошел путь от рядового инженера до директора, он получил 6 правительственных наград, в том числе Орден Трудового Красного Знамени. В 1959 году сын белогвардейского офицера стал членом КПСС и сохранил верность коммунистическим убеждениям до самой смерти.
Мой прадед со стороны отца Иван Николаевич Нефедов родился в 1895 году в деревне Ляхово Красносельской волости Ярославской губернии в малоземельной крестьянской семье. Работал маляром в Данилове, потом на военных судах в Кронштадте и на Путиловском заводе в Петербурге. Здесь начал посещать кружок демократической молодежи, был арестован и выслан на родину. Работал в Ярославле на заводе Кашина, со дня Февральской революции вел активную пропаганду за организацию профсоюза. Был избран в президиум Губернского Совета крестьянских депутатов, после Октябрьской революции – в состав губернского исполнительного комитета рабочих, солдатских и красноармейских депутатов, назначен на пост губернского комиссара по топливу, организовал и был председателем первого Ярославского губсовнархоза. Во время Ярославского мятежа был арестован и заключен на баржу смерти, где пробыл 13 дней, что сказалось на его здоровье.
После мятежа некоторое время трудился на прежних должностях, но по состоянию здоровья вынужден был уйти, работал в воинской части, прорабом на стройках Ярославля. Попытки добиться персональной пенсии оказались безуспешными, возможно, в этом сыграло роль то, что он никогда не состоял в коммунистической партии. Несмотря на такое героическое, по советским меркам, начало жизненного пути моего прадеда Ивана Николаевича Нефедова, семья моей бабушки – Нины Ивановны Нефедовой (в замужестве Сударушкиной) – жила в бедности.
Отец моего отца – Михаил Федорович Сударушкин – родился в селе Вятское Некрасовского района, в многодетной крестьянской семье, участвовал в Великой Отечественной войне, на Калининском фронте был ранен и контужен. После войны работал в сельском хозяйстве, стал членом КПСС, умер на 54-м году жизни.
Мой отец – Сударушкин Борис Михайлович, закончив Литературный институт им. А.М.Горького, стал первым в семье, получившим высшее образование. Он застал в живых моего прадеда Ивана Николаевича Нефедова, сохранив в памяти образ мягкого, душевного человека.
Уцелели документы, собранные прадедом для оформления пенсии. Среди них архивная справка, выданная Управлением МВД по Ярославской области 13 ноября 1948 года:
«В протоколах заседаний президиума Ярославского Губернского Исполнительного комитета с 26 февраля 1918 года по июль 1919 года значится Нефедов, член Ярославского Губернского Исполнительного Комитета и Председатель президиума Губсовнархоза».
Однако, как рассказывал мне отец, в экспозиции Ярославского музея, которую ему довелось видеть, почему-то значилось совсем другое имя первого председателя Губсовнархоза.
Среди сохранившихся документов – справка, подписанная директором Ярославского краеведческого музея от 28 декабря 1948 года, следующего содержания:
«Дана настоящая тов. Нефедову Ивану Николаевичу в том, что его фамилия действительно числится в списках лиц, заключенных во время Ярославского белогвардейского мятежа в 1918 году на барже, стоявшей на р. Волге и подлежащих перевозу в ведение начальника комендантской роты с зачислением их содержанием за военным судом. Список находится в Ярославском Областном Краеведческом музее. Данная баржа вошла в историю как «Баржа смерти»».
Здесь же еще несколько справок, автобиография Ивана Николаевича и личный листок по учету кадров, а также страницы воспоминаний о мятеже 1918 года, к которым мы вернемся ниже.
Следы другого моего прадеда – Никифора Матвеевича Храмова – затерялись в Китае. Возможно, где-то и сейчас живут его потомки – мои родственники. Возможно, эта ветвь нашего развесистого фамильного древа оказалась более благополучной и даже процветающей
Так прошлась по судьбам моих прадедов революция. Им не довелось встретиться лицом к лицу, но такая встреча была вполне возможной. Руководитель Ярославского мятежа полковник Перхуров, по «милости» которого мой прадед Иван Николаевич Нефедов оказался на барже смерти, после разгрома мятежа тоже, как и Никифор Матвеевич Храмов, сражался в армии Колчака.
Прадеды оказались по разные стороны разделившей Россию баррикады, но чувство сострадания я испытываю к обоим – и к красному комиссару, и к белому офицеру. Свое отношение к ним я выразил в стихотворных строках:
Если правда с кулаками, –
Бога не о чем молить.
Знаю: кровными врагами
Были прадеды мои.
Был один – почти что красный,
Шибко белым был другой,
И сегодня мне не ясно –
Кто ошибся, кто герой?
На войне, в кровавом пире,
Тот другого мог убить.
Но теперь, в загробном мире,
Помирились, может быть?..
Если правда с кулаками, –
Бога не о чем молить...
Вот те немаловажные биографические обстоятельства, которые определили мою позицию в отношении русской революции, гражданской войны и конкретно – Ярославского мятежа 1918 года…
