Тягостная атмосфера проводов «Фултона» показывает, что мрачные предчувствия о судьбе детей были не только у организаторов этого рейса, но и у многих ярославцев. Однако ситуация складывалась так, что иначе сотни ярославских детей погибли бы от голода, болезней. В Государственном архиве Ярославской области сохранился документ, который освещает страшное (других определений здесь не найдешь) положение детей в Ярославле после мятежа. Это выписка из протокола заседания коллегии Народного комиссариата здравоохранения от 28 декабря 1918 года. Вот отрывок из этого пространного документа:
«Слушали: докладную записку представителя Ярославского школьно-хозяйственного отдела о катастрофическом положении в отношении детей количеством более 20000. Из записки приложенного к ней протокола совещания заведующих городскими приютами г. Ярославля от 4/XII– 1918 г. видно, что в указанных приютах дети пухнут от голода, в Дружевском приюте умерло от истощения на почве голода 6 девочек. Под влиянием хронического недоедания развиваются среди детей приютов г. Ярославля многочисленные эпидемические заболевания.
Постановили: обратить внимание Народного комиссариата по продовольствию на то, что по поступающим в Народный комиссариат здравоохранения сведениям органов Компрода в г. Ярославль и губернии, не считаясь с постановлениями и декретами правительства по питанию детей и больных, не оказывают должного содействия в этом деле местному медико-санитарному отделу...» [25].
Если дети умирали в государственных приютах, то можно представить, сколько после мятежа погибло беспризорных. Между тем в официальных советских источниках картина представлялась несколько иной, более оптимистической:
«Ярославлю была оказана серьезная материальная помощь. При Народном комиссариате внутренних дел учреждался Комитет помощи населению города Ярославля... Советское правительство отпустило в распоряжение Комитета 3 мил. рублей...
Из Москвы приехал в Ярославль специальный уполномоченный с наказом помочь жителям и, главным образом, детям, одеждой, обувью и бельем... Значительное количество одежды было реквизировано у буржуазии. Реквизированная одежда распределялась среди трудящихся бесплатно или по удешевленной цене. Деньги, полученные за вещи, шли на питание детей в детских домах... Наиболее остро стоял вопрос о питании... Наркомпрод срочно направил в Ярославль около 20 тысяч пудов хлеба и некоторое количество других продуктов...» [26].
Возникает естественный вопрос: куда делись эти самые 20 тысяч пудов хлеба и деньги за реквизированную у буржуазии одежду, если дети, повторяю, умирали от голода даже в государственных приютах? Трудно поверить, что у ярославской буржуазии мало реквизировали, тем более – после мятежа.
О материальном состоянии ярославцев к моменту отплытия «Фултона» красноречиво говорит прошение в Ярославский губернский отдел народного образования от «советского служащего при Мологском уездном Финансовом отделе» М.А.Акентьева:
«Обремененный пятью малолетними детьми: Василию 13 лет, Николаю 11 лет, Марии 9 лет, Екатерине 7 лет и Тамаре 4 года, не имея средств к существованию, дети голодают, и так как мать работает на городском коммунистическом огороде, то последние четверо находятся без присмотра, старший мальчик пасет скот из-за хлеба в наемном труде. Прошу Губернское Социальное обеспечение не отказать принять из числа их пяти – двух – на летние месяцы в отъезд в колонию...» [27].
Даже служба отца в советском учреждении и работа матери на «коммунистическом огороде» (?!) не спасала семью от голода. Не трудно представить, что же было тогда в других семьях, не столь «благополучных», в каком состоянии находились дети-сироты.
При подготовке детей для поездки в дальнюю колонию на каждого ребенка были заведены опросные листы и составлены характеристики. Возраст детей колебался от 8 до 16 лет. На вопрос опросного листа: «Имеет ли ребенок необходимое белье?» почти везде стоял один ответ: «Носильного и постельного белья и обуви не имеется». В графе «Общее впечатление от ребенка» чаще всего было написано: «Ребенок больной, малокровный, крайне нуждается в усиленном питании и лечении».
Хранящиеся в Государственном архиве Ярославской области опросные листы и характеристики на детей нельзя читать без волнения. Вот только несколько отрывков из них, опубликованных в книге «Последний рейс «Фултона»:
Валера Друянов, 16 лет. Круглый сирота. После смерти родителей жил у дядьки, работал в овощной лавке, был уличен в краже огурцов и лишился места. Работал от биржи труда, когда работы не стало, дядька перестал его кормить, выгнал из дома. Воровал, нищенствовал, несколько раз оказывался в приютах для малолетних нарушителей, но всякий раз убегал. Заявил, что совершать кражу его заставлял голод, делать ничего не умеет, но хотел бы служить в хлебопекарне – «там хлеба много». Постановили отправить Друянова в детскую колонию и оказать на него воспитательное воздействие, желательно приучить к ремеслу. Постановление принял неохотно, опять просился в хлебопекарню...
Коля Куренков, 13 лет. Во время мятежа был контужен, отец погиб. Мать нищенствует по деревням. Вызванная на комиссию, рассказала, что сын рос слабым и странным – до семи лет не ходил гулять на улицу, разговаривал с кошкой. Воровать начал от голода, а раньше никогда не воровал – разве лишь сахар у матери, «когда он был»...
Миша Чулков, 13 лет. Отца задавил поезд, мать умерла от чахотки. Воровал, собирал милостыню, попадал в детские приюты и убегал, «потому что там голодно». Мечтает жить в деревне – «добрые люди не оставили бы меня, прокормили»...
Витя Сакевич, 12 лет. Обвинялся в мошенничестве, вместо махорки продавал на толкучке опилки, за что его неоднократно избивали. Три дня ничего не ел, решил что-нибудь украсть из лавки. Схватил замок и ножницы, но был замечен и пойман агентом уголовного розыска...
Брат и сестра Коненковы – Александр и Пульхерия, 11 и 9 лет. Мать и отец погибли во время июльских событий, родственников не имеется. Из фабричного корпуса украли миткаль, чтобы потом в деревне променять его на хлеб и сказать, будто «насбирали»...
В одной из характеристик приведена следующая выписка из протокола заседания губернской комиссии по рассмотрению дел малолетних правонарушителей:
«Слушали дело беспризорной Чигаревой Феоктисты, обвиняемой в краже хлеба на вокзале. Постановили: рассмотрев дело и приняв во внимание, что обвиняемая Чигарева Феоктиста имеет возраст 6 лет, дело прекратить».
Доведенные голодом до отчаяния, дети воровали селедку и ландрин из лавок, муку из хлебопекарни, подделывали продовольственные купоны и за кусок хлеба торговали на Мытном рынке Ярославля «необандерованными табачными изделиями». И подавляющее число этих несчастных детей стали жертвами Ярославского мятежа, в ходе которого, по Р.Балашову, «трудящиеся массы еще теснее сплотились вокруг ленинской партии», а по В.Козлякову «Ярославль сделал всё, что мог, принеся себя в жертву... Сегодня мы должны по достоинству оценить этот выбор настоящих граждан Отечества в пользу свободы. Их жертвы были не напрасными».
С учетом приведенных выше свидетельств рейс «Фултона», конечно, был спасением для 1200 ярославских ребят. Однако М.А.Драчев в своих воспоминаниях не упомянул тот факт, что сначала предполагалось отправить в дальние колонии чуть ли не в два раза больше детей. Об этом говорят архивные документы, в частности копия письма «Отдела товарно-пассажирского движения Транспортной части областного Управления водного транспорта» в Совет защиты детей:
«На Ваше заявление о предоставлении пассажирского парохода для перевозки 2-х тыс. (двух) человек из Ярославля в Сызрань, сообщаем, что для выполнения означенной перевозки может быть Вам представлен отдельный пароход при первой возможности посылки подходящего по размерам, пришедшего из рейса, ввиду неимения в настоящее время подходящего свободного. Причем Отдел движения обращает внимание Совета защиты детей, что об удобствах помещений и условий полной гигиеничности для всех детей при перевозке достигнуто быть не может. Кроме того, Водный транспорт считает своим долгом предупредить Совет, что обеспечить обратную доставку детей из Сызрани в Ярославль осенью, ввиду недостатка топлива и в связи с этим возможного прекращения пассажирского движения, не может, с чем просим считаться...» [28].
Даже после решения вопроса о том, что в Ярославль будет направлен пароход «Фултон» (в архивных документах он называется «Фультон»), который мог вместить не больше 500 человек, в документах продолжала фигурировать цифра в 2000 человек. Так, 1 июня 1919 года Ярославский губернский отдел народного образования получил письмо от «заведующего пристанями» (подпись неразборчивая) следующего содержания:
«Сего числа получена телеграмма Нижегородского областного управления водным транспортом о выходе сего числа пассажирского парохода «Фультон» для посадки 2000 детей, для отправки их в Сызрань...» Далее ярославцам предписывалось сделать всё возможное, чтобы пароход отправился в рейс именно 6 июня, «задержка парохода в Ярославле недопустима» [29].
Понятно, что испытал М.А.Драчев при встрече «Фултона» на пристани – ведь 2000 детей уже были собраны в колонию! О том, как 800 детей были оставлены на берегу, он не пишет, но можно представить, как тяжело происходил этот «отсев».
