Прежде чем вернуться к истории необычного рейса «Фултона», сделаю еще одно отступление в историю Ярославского мятежа. Речь пойдет о барже смерти или водяной тюрьме, на которую после захвата власти перхуровцы отправили около сотни (по другим сведениям – около трехсот) сторонников советской власти и случайных людей, попавших, как говорится, под горячую руку. Первое название – баржа смерти – было в обиходе в советский период, второе – водяная тюрьма – стало усиленно насаждаться в наше демократическое время. Соответственно в корне изменились и оценки этой страницы ярославской истории: в советских источниках заключение на барже расценивалось как акт изуверской жестокости перхуровцев, в настоящее время кое-кто пытается представить его как акт гуманности, рассчитанный на то, чтобы спасти арестованных от расправы со стороны возмущенных горожан. Сомневаюсь, что авторы этой версии сами верят в нее, однако она становится чуть ли не официальной версией, хотя ни логики, ни правды в ней нет ни на грош.
О «комфортных» условиях пребывания на барже смерти сохранилось немало воспоминаний, но сначала я хотел бы процитировать отрывок из воспоминаний моего прадеда И.Н.Нефедова о том, как он был арестован:
«В ночь перед мятежом я ночевал в отделе Губтопа. Вечером в отдел прибегал мой агент по заготовкам предупредить меня о неблагополучном положении в городе, поэтому я был настороже, спал не в своем кабинете. Перед рассветом в дверь ворвались четверо вооруженных, спрашивали у курьера, «где ваш комиссар». Не удовлетворившись ответом курьера, что я только что вышел, пошли искать меня по комнатам. Я в это время через окно выбрался из дома и пошел к Варваринской церкви, где увидел трех вооруженных людей, пытавшихся меня задержать. Уже представляя себе ситуацию, я сделал несколько выстрелов, перебежал через площадь и скрылся в дровах. Выждав время и осмотревшись, пошел по Варваринской улице. В переулке увидел начальника милиции Грекова, обрадовался – свой человек. Ничего не подозревая, подошел к нему и первое, что услышал: «Руки вверх!» Греков оказался предателем. Меня тут же обезоружили и повели в первое отделение милиции на Ильинской площади».
В настоящее время здание первого отделения милиции, в котором позднее размещалась областная библиотека, не сохранилось – на ее месте сейчас стоит здание Администрации Ярославской области, бывшего обком КПСС.
Потом всех арестованных и подлежащих отправке на баржу стали сводить в гимназию Корсунской на Богоявленской площади, где первоначально разместился штаб перхуровцев.
Полное название документа, в котором под номером 25 значится фамилия моего прадеда, звучит так: «Список лиц, заключенных на барже, стоящей на р. Волге, и подлежащих переводу в ведение начальника комендантской роты, с зачислением их содержанием за военным судом». Ниже стоит неразборчивая подпись судебного следователя, дата – 14 июля 1918 года – и следующая приписка:
«Прошу г. коменданта г. Ярославля перевести в ведение начальника комендантской роты, с зачислением содержанием за военным судом значащихся в препровожденном при сем списке 82 человек, находящихся ныне под стражею на барже, стоящей на реке Волге».
Как видим, документ был написан по всей форме, но в нем нет ни слова о том, почему арестованных решили держать в дровяной барже, пришедшей до этого на кожевенный завод Эпштейна из Мологи. Такие баржи делали кое-как, на скорую руку, поскольку и сами они в конце рейса разбирались на дрова. Узник баржи И.А.Гагин в книге «В пороховом дыму», вышедшей в Ярославле в 1986 году, вспоминал:
«Мы очутились в трюме плоскодонного, заваленного дровами судна. Длина его составляла метров семьдесят, высота – около двух метров. Такие баржи в просторечии звались «гусянами»…Как плавучая тюрьма, «гусяна» была крайне опасна. В любой момент она могла развалиться и затонуть. Для людей она вовсе не была приспособлена – надпалубных построек на ней не было. Людям негде было укрыться ни от палящих лучей солнца, ни от ночной прохлады. Чтобы разместить арестованных, из носовой и кормовой части «гусяны» выбросили дрова, на дно баржи бросили несколько охапок соломы. От тесноты даже больным и раненым лечь было невозможно».
Невольно задаешься вопросом: назвали бы заключение на этой барже актом гуманности те наши «новые историки», кто провел на ней хотя бы день? Узники баржи пробыли на ней 13 дней. Служивший в отряде Красной гвардии Роман Антонович Ваверняк (в списке узников баржи он значится под № 48 и под фамилией Лаверня) вспоминал:
«От снаряда, попавшего в баржу, было несколько раненых и три трупа: без голов, без ног, куски мяса… Они быстро разлагались от жары. В Волгу сбрасывать запретили. Отхожее место – тоже на барже. Когда иногда с катера бросали хлеб, оп попадал нередко в нечистоты».
Несколько человек утонуло при попытке бегства. Подсчитать, сколько всего человек за время заключения погибло под обстрелом, умерло от голода и болезней, утонуло, невозможно, но то, что в таких условиях людские потери были большими, не опровергнуть самым изворотливым авторам.
Еще один узник баржи – Павел Дмитриевич Палкин – вспоминал, как в первый день заключения им выдали хлеб и масло. «Затем последовали голодные дни. Однажды два гимназиста, актриса Барковская и офицер-латыш подошли к барже на катере и бросили несколько буханок хлеба. Крохи… При возвращении офицер-латыш получил ранение осколком в голову и умер, не приходя в сознание, в Варваринском лазарете. После этого комендант Веревкин запретил катер на баржу». О «благотворительном» визите Барковской на баржу вспоминал и мой прадед.
Коменданта города генерал-майора И.А.Веревкина называют инициатором заключения арестованных на барже, хотя по другим источникам это была «идея» самого А.И.Перхурова. Полковник К.Я.Гоппер с самого начала предлагал держать их в городском театре, где позднее оказались немецкие военнопленные. Чтобы продолжить разговор об узниках баржи смерти, приведу весь список:
1. Плаксин Георгий Сергеевич
2. Куракин Михаил Матвеевич
3. Троицкий Федор Сергеевич
4. Большаков Федор Федорович
5. Душин Александр Флегонтович
6. Гарновский Ефим Иванович
7. Сахновский Александр Николаевич
8. Гришман Криш Симонович
9. Кусан Милан Миркович
10. Сварский Ефим Михайлович
11. Тихонов Григорий Александрович
12. Кравченко Виктор Павлович
13. Берденников Иван Георгиевич
14. Кушке Мартин Августович
15. Вагин Архип Дементьевич
16. Конторф Иосиф Витальевич
17. Петров Павел Николаевич
18. Алексеев Николай Дмитриевич
19. Пудзинский Гримьян Яковлевич
20. Бычков Евграф Яковлевич
21. Дребезгин Василий Михайлович
22. Попов Василий Лукич
23. Барыгин Иван Федорович
24. Карабач Александр Викентьевич
25. Нефедов Иван Николаевич
26. Виленский Евгений Александрович
27. Подъячев Яков Григорьевич
28. Борисов Алексей Константинович
29. Михайлов Александр Васильевич
30. Чечель Иосиф Прокопьевич
31. Ильичев Афанасий Федорович
32. Седов Константин Григорьевич
33. Васильев Андрей Васильевич
34. Гагин Александр Тихонович
35. Гаврилов Александр Михайлович
36. Путков Петр Филиппович
37. Кокарев Федор Николаевич
38. Михайлов Николай Иванович
39. Кошкин Алексей Иванович
40. Смоляков Федор Федорович
41. Ремизов Иван Алексеевич
42. Земит Вольдемар Иванович
43. Алексеев Филипп Алексеевич
44. Иванов Михаил Кузьмич
45. Ярославцев Константин Федорович
46. Вагин Александр Егорович
47. Яковлев Павел Ильич
48. Лаверня Роман Антонович (Ваверняк)
49. Букин Михаил Александрович
50. Лоскутов Александр Григорьевич
51. Воронов Пимен Ефимович
52. Дубровский Борис Александрович
53. Кононов Иван Николаевич
54. Станкевич Станислав Иванович
55. Соловьев Николай Федорович
56. Табаричев Сергей Алексеевич
57. Котломин Павел Тимофеевич
58. Барышев Василий Павлович
59. Зобнин Павел Васильевич
60. Фурштан Иван Францевич
61. Смирнов Иван Владимирович
62. Курнаев Евгений Васильевич
63. Зинкевич Андрей Степанович
64. Шихалеев Василий Николаевич
65. Гусев Александр Дмитриевич
66. Устинов Павел Максимович
67. Соловьев Павел Алексеевич
68. Кононов Сергей Федорович
69. Курнаев Николай Васильевич
70. Арщинов Василий Александрович
71. Лобанов Иван Степанович
72. Сипягин Алексей Владимирович
73. Баранов Федор Васильевич
74. Палкин Павел Дмитриевич
75. Голиков Александр Алексеевич
76. Роганов Михаил Николаевич
77. Чекушкин Александр Лазаревич
78. Ермолаев Василий Андреевич
79. Букс Фриц Фрицевич
80. Кулаков Василий Иванович
81. Балдин Алексей Васильевич
82. Широков Михаил Сергеевич
Пожалуй, самая одиозная фигура в этом списке – Федор Федорович Большаков (№ 4). Узник баржи Павел Дмитриевич Палкин (№ 74) писал о нем в своих воспоминаниях:
«Отпетый негодяй. Из солдат. Член Учредительного собрания. Из эсера перелицевался в большевика. Был ответственным губернским работником, причастным к обыскам и арестам… Уже после восстания выяснилось, что Большаков во время обысков и арестов нахапал около пуда золота – в портсигарах, часах, кольцах, медальонах, несколько пудов серебра, в том числе и серебряное паникадило из Рижской тюрьмы, эвакуированной в Коровники в 1915 году, 700 карат бриллиантов… Яргубчека после восстания приговорила этого негодяя, как тогда говорили, «к шлёпке». Но из-под расстрела Большаков бежал, воспользовавшись халатностью конвоя».
Появление среди вожаков советской власти проходимцев наподобие Большакова, конечно, ее не красит. И можно бы сделать такой комментарий к списку узников баржи: вот каких негодяев арестовала новая власть! Туда им и дорога! Всё правильно, но, скрывшись из Ярославля, Большаков бежал к Деникину (?!) и даже слал в Ярославль письма с угрозами.
Приходится только удивляться, за какие прегрешения против перхуровской власти стал узником баржи врач Федор Сергеевич Троицкий (в списке – № 3) – обеспеченный, уважаемый в Ярославле человек, одно время он был городской головой, владел одним из первых в городе автомобилей.
Военком Александр Флегонтович Душин (№ 5) по воспоминаниям другого заключенного – Павла Дмитриевича Палкина (№ 74) – после подавления восстания «переписал имена узников баржи и сказал, что они будут начертаны золотыми буквами в Ярославском музее». Своего обещания он не сдержал – в 1920 году Душин был арестован ЧК в своей родной деревне Борисовка Мышкинского уезда. Находка списка, составленного А.Ф.Душиным, наверняка дополнила бы историю баржи смерти новыми именами – в приведенный выше список явно попали не все ее заключенные.
Уже неоднократно отмечалось, что на барже образовался своеобразный интернационал: помимо русских, здесь были поляк Александр Сахновский, латыш Мартин Кушке, украинец Иосиф Чечель, еврей Криш Гришман, серб Милан Кусан, немец Фриц Букс. Отсутствующий в списке бывший солдат «летучего отряда» Леонид Петрович Макаров вспоминал: «Вначале германцы добровольно делились с нами, потом мы стали отбирать у них продукты». Всего лишь одна немецкая фамилия в списке заключенных лишний раз свидетельствует, что он далеко неполный.
Если непредвзято проанализировать имеющийся список, то придешь к выводу, что больше всего в нем ярославских рабочих, вся вина которых состояла в том, что они активно поддерживали Советскую власть [18]. Выдавать их за злодеев, которые получили то, что заслужили, по крайней мере, неэтично, если не сказать – глупо. Однако эта глупость, где явно, где подспудно, в последнее время усиленно внедряется в сознание ярославцев. Между тем, оправдывать злодейство в прошлом – это порождать его в будущем.
Кстати, еще один неприятный момент в новом отношении к Ярославскому мятежу: всячески поливая грязью тех, кто освобождал Ярославль от перхуровцев, «новые русские историки» напрочь игнорируют тот факт, что среди молодых красноармейцев было немало тех, кто защищал Родину от фашистской угрозы в 1941–1945 годах.
Сделав это отступление, возвращаюсь к рейсу парохода «Фултон»…
